Метка: <span>икона</span>

Андрей Рублёв: Смиренный нрав, «исполненный радости и светлости»

В страшные времена войн и усобиц XIV–XV веков на Руси появился великий иконописец Андрей Рублёв.
Сохранилось представление о Рублёве, как о человеке доброго, смиренного нрава, «исполненного радости и светлости». Ему была свойственна большая внутренняя сосредоточенность. Все созданное им – плод глубокого раздумья. Окружающих поражало, что Рублёв подолгу, пристально изучал творения своих предшественников, относясь к иконе как к произведению искусства.
Хотя имя Рублёва упоминалось в летописях в связи со строительством различных храмов, как художник он стал известен лишь в начале двадцатого столетия после реставрации в 1904 году «Троицы» – главнейшей святыни Троице-Сергиевой лавры, самого совершенного произведения древнерусской живописи. После расчистки этой иконы стало понятно, почему Стоглавый собор постановил писать этот образ только так, как его писал Рублёв. Только тогда начались поиски других произведений художника.
Андрей Рублёв родился в конце 60-х годов XIV века в небольшом городке Радонеже неподалеку от Троице-Сергиевой лавры. По всей вероятности, в юности Андрей был послушником этого монастыря, а потом принял сан монаха.

Во время Куликовской битвы в 1380 году Рублёв уже входил в княжескую артель мастеров, которая переходила из города в город и занималась строительством и украшением церквей. В то время на Руси возводилось много церквей, в каждой из которых должны были работать иконописцы.
Невозможно последовательно проследить творческий путь Рублёва, потому что древнерусские художники-иконописцы никогда не подписывали и не датировали свои работы.
Дошедшие до нас исторические свидетельства о жизни и творчестве Андрея Рублёва крайне бедны хронологическими данными и во многом противоречат друг другу. Бесспорны лишь два сообщения, фигурирующие в летописях под 1405 и 1408 годами. Вот первое, где говорится о том, что Феофан Грек, Прохор с Городца и Андрей Рублёв начали работу над иконостасом Благовещенского собора Московского Кремля. «Тое же весны почаша подписывати церковь каменую святое Благовещение на князя великаго дворе, не ту, иже ныне стоит, а мастеры бяху Феофан иконник Грьчин да Прохор старец с Городца, да чернец Андрей Рублев, да того же лета и кончаша ю». Исследователи установили, что Рублёв написал для собора одну из лучших своих икон – «Преображение». Об этом пишет и В.Н. Лазарев: «Особенно хорошо «Преображение», выдержанное в холодной серебристой гамме. Надо видеть в оригинале эти серебристо-зеленые, малахитово-зеленые, фисташковые и белые тона, тонко гармонирующие с ударами розовато-лилового, розовато-красного и золотистой охры, чтобы по достоинству оценить исключительный колористический дар художника. Только прирожденный колорист мог так умело обыграть эти различные оттенки зеленого, образующие гамму редкой красоты».
По-видимому, к тому же времени относится и исполненный Рублёвым настоящий памятник книжного искусства – «Евангелие Хитрово». Это название рукопись получила по имени боярина, которому она принадлежала в XVII веке. Рукопись выделяется безупречностью выполнения. Миниатюры, заставки, фигурки зверюшек-букв – это особый мир, где все живет, все одухотворено. Здесь много выдумки, юмора, все проникнуто глубоко народным простодушием, каким овеяны наши русские сказки. Мягко вьются линии орнаментов, напоминающие стебли трав, формы листьев, цветов.

Евангелие Хитрово. Лик евангелиста Матфея

Ощущение радости и непринужденности создают легкие, светлые краски: лазоревая голубизна сочетается с нежной зеленью, алеет киноварь и поблескивает золото. «Самая замечательная миниатюра «Евангелия Хитрово» – это изображение ангела в качестве символа евангелиста Матфея, – считает М.В. Алпатов. – В этом светлом видении юношеской чистоты ярко проявилась неповторимость художественного дара Рублёва. Снова, как в иконе «Преображение», мотив круга имеет определяющее композиционное значение. Мастер превосходно решил трудную задачу – он так замкнул крылатого кудрявого юношу круглым обрамлением, что оно придает широко шагающей и парящей фигуре спокойствие и завершенность».
Ученые предполагают, что такая драгоценная рукопись, как «Евангелие Хитрово», могла быть создана на средства великого князя или самого митрополита.
Во втором сообщении 1408 года говорится о том, что мастера Даниил Черный и Андрей Рублёв отправлены расписывать Успенский собор во Владимире: «Того же лета мая в 25 начата подписывати церковь каменую великую съборную святая Богородица иже в Владимире повеленьем князя великаго, а мастеры Данило иконник да Андрей Рублев».
Владимирский Успенский собор особо почитался в Древней Руси, и великие князья московские не переставали заботиться о его убранстве. Так произошло и в 1408 году, когда великий князь Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Донского, повелел заменить новыми фресками утраченные части его росписей XII века.
Сохранившиеся фрески представляют фрагмент грандиозной композиции Страшного суда, занимавшей западную стену храма. Анализ стилистических особенностей помог ученым определить группу изображений, принадлежащих Рублёву: в них ощущаются артистизм, музыкальность линии, грациозность. Юношески прекрасен трубящий ангел, вдохновенно решителен Петр, увлекающий праведников в рай. Трактовка сцены Страшного суда, ее эмоциональный настрой необычны: здесь нет ощущения ужаса перед страшными карами и торжествует идея всепрощения, просветленное настроение; в этом ясно ощущается мировосприятие Рублёва.

М.В. Алпатов пишет: «Исключительное место в творчестве Рублёва, во всей древнерусской живописи занимает образ трубящего ангела, возвещающего близость Страшного суда. Сама фигура отличается изяществом и легкостью, она невесомо парит в пространстве. Лицо ангела решительно непохоже на принятый в церковной иконографии тип. Художник повернул его голову почти в профиль, и это придает ему необычный в практике церковной живописи облик. В нем есть и изящество, и возбуждение, и почти кокетливая улыбка на устах. Древнерусский мастер достигает здесь выражения той ступени самостоятельности человека, которая в то время была чем-то неслыханным. Недаром это единственный в своем роде образ в творчестве Рублёва».
Долгие годы исканий, которые проявились уже во фресках Успенского собора, нашли завершение в образах так называемого «Звенигородского чина». В них Рублёв обобщил размышления своих современников о моральной ценности человека. «Звенигородский чин» – это часть иконостаса, созданного для одного из звенигородских храмов. Время создания этого иконостаса точно не известно. Сейчас от росписей в соборах сохранились только фрагменты, а из икон дошли лишь три. Они были обнаружены в 1919 году советскими реставраторами.

«Их создателем, – писал о звенигородских иконах И.Э. Грабарь, первый исследователь драгоценной находки, – мог быть только Рублёв, только он владел искусством подчинять единой гармонизирующей воле эти холодные розово-сиренево-голубые цвета, только он дерзал решать колористические задачи, бывшие под силу разве лишь венецианцам, да и то сто с лишком лет спустя после его смерти».
Из всего монументального замысла Рублёва сохранились только поясные изображения «Спаса», «Архангела Михаила» и «Апостола Павла».

«Несмотря на то что от «Спаса» дошли только лик и часть одежды, всякий испытывает силу воздействия его проницательного взгляда, – пишет И.А. Иванова. – Это произведение показывает нам, как представлял себе художник идеальный характер человека. Внешний и внутренний облик «Спаса» глубоко национален. Он полон энергии, внимания, благожелательности…
«Апостол Павел» дан художником как сосредоточенный философ-мыслитель. Широко и мягко очерчена его фигура. Полны сдержанного звучания серовато-сиреневые с голубым тона его одежд…
Совсем другой замысел лег в основу нежного образа «Архангела Михаила». В нем Рублёв воспел тихое, лирическое раздумье поэта. Мы забываем о том, что это ангел, то есть существо «бесплотное», «небесное», – так обаятельна в нем земная красота человека, переданная Рублёвым. Как плавны очертания задумчивой фигуры архангела, сколько юной прелести в округлости его лица, как тонко отражают розовые и голубые тона его одежд светлый мир его чувств!»
Пока иконописцы работали во Владимире, на Москву двинулось войско татарского хана Едигея. Не сумев взять Москву, татары сожгли множество городов, и в том числе Троицкий монастырь. Настоятелем монастыря был игумен Никон. Он с большим рвением принимается за восстановление и украшение монастыря. На месте деревянного храма возводится в 1423–1424 годах белокаменный.
В середине двадцатых годов Даниил Черный и Андрей Рублёв были приглашены Никоном расписать новый каменный собор Св. Троицы. Эти работы Рублёва относятся к 1425–1427 годам.
Рублёв написал главную икону монастыря – знаменитую «Троицу». Три ангела – Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух – вписаны художником в треугольник и круг. Линии крыльев и одежд перетекают одна в другую, как мелодии, и рождают чувство равновесия и радостного покоя.
Особо поражает общая светозарность иконы. Художник нашел идеальные пропорции не только в решении фигур композиции. Совершенны также отношения светлых тонов, не вступающих в борьбу с контрастными темными цветами, а согласно и тихо поющих с ними гимн радости бытия.
Это мерцание цвета позволяет художнику достичь поистине симфонического звучания оркестра красок палитры. Чуть-чуть поблескивает стертое старое золото на темном от времени левкасе.
Мудрое переплетение форм, силуэтов, линий, прочерков посохов, округлости крыльев, падающих складок одежд, сияющих нимбов – все это вместе со сложной мозаикой цвета создает редкую по своеобразию гармонию, благородную, спокойную и величавую.
И только два черных квадрата на фоне – вход в дом Авраамов – возвращают нас к сюжету Ветхого завета. Светоносность «Троицы» настолько разительна, что иные иконы экспозиции Третьяковской галереи кажутся темными и красно-коричневыми.

Вскоре после завершения работ в Св. Троице, по-видимому, умер Даниил, похороненный в Троице-Сергиевом монастыре. Потеряв своего друга, Рублёв вернулся в Андроников монастырь, где выполнил свою «конечную» (то есть последнюю) работу.
Если верить Епифанию Премудрому, Рублёв принимал участие не только в росписи церкви Спаса, но и в ее построении. Эта церковь была возведена около 1426–1427 года. Вероятно, ее фрески были написаны в 1428–1430 годах.
Рублёв скончался 29 января 1430 года в Андрониковом монастыре в Москве, который сейчас носит его имя. В 1988 году, году тысячелетия крещения Руси, Русская православная церковь причислила Рублёва к лику святых. Он стал первым художником, который был канонизирован христианской церковью.

Использованы материалы из книги «100 великих художников» Д.К. Самин

Андрей Рублёв: Смиренный нрав, «исполненный радости и светлости» Читать дальше »

Кирилл Киселёв: Образы, отражающие суть души человека

Кирилл Валентинович Киселёв родился в 1976 году в Москве. С детства он серьезно занимался музыкой, писал стихи и рассказы для газет и журналов. В 1991 году Киселёв окончил московскую городскую художественную школу №1, а в 1994 году – Московскую среднюю художественную школу при Московском художественном институте имени В.И. Сурикова. Обучался в Российской академии живописи, ваяния и зодчества, которую успешно окончил в 2001 году. Он – ученик И. Глазунова, член Московского союза художников, член Творческого союза художников России и международной федерации художников ЮНЕСКО. Работы художника хранятся в собрании Российской академии живописи, ваяния и зодчества И.С. Глазунова; в Историко-мемориальном музее В.С. Черномырдина; монастырях, храмах, частных коллекциях и кабинетах высших лиц государства; российских и зарубежных галереях.

Кирилл Киселёв – современный художник, пишущий картины в стиле классического реализма. В своём творчестве он смог соединить секреты живописи старых мастеров и потребности нашего времени. Художник своими работами задает вопросы и отвечает на них. Историческая картина, портрет, пейзаж, натюрморт – это его жанры. Многообразие творчества художника отражает многосторонность его натуры. У него нет похожих работ. Они всегда разные по настроению и по цветовой гамме. В его пейзажных работах буйство красок юга, холодная красота гор и дождливая пора.
Творчество художника представлено многочисленными портретами. Автор уверен, что смысл живописных портретов давно перестал заключаться в передаче внешнего сходства. Истинный смысл художественного произведения – в создании образа, отражающего суть души изображённого человека.

К. КИСЕЛЁВ. ИКОНА СВЯТОГО ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО И СВЯТЫХ ЦАРСТВЕННЫХ МУЧЕНИКОВ. (90-е гг. ХХ в.)
Одна из множества иконописных работ К.Киселёва – икона святого преподобного Серафима Саровского и Святых Царственных мучеников. Иконография её очень необычна: преподобный Серафим, живший задолго до рождения Царственных мучеников, держит в руках икону, на которой они уже прославлены как святые. К. Киселёв написал эту икону ещё до канонизации Святых мучеников в России. Своей работой художник показывает, что задолго до прославления царя Православной Церковью это сделал Преподобный Серафим. К.Киселёв написал икону, представляющую преемственность православной традиции в современной жизни, соединение эпох и времен.

Необычность этой работы в том, что образ Преподобного Серафима изображен на иконе почти как портрет, объемно и реалистично. А вот икона, которую он держит в руках, написана в традиционной иконописной манере. Фигуры святых устремляются вверх, становятся выше, тоньше; все тело, кроме лица и рук, скрывается под складками одежды. Взгляды Царственных мучеников строги и отрешённы. Святые смотрят прямо в душу предстоящего перед иконой человека. Фигуры святых двухмерны, потому что православная икона показывает не земной мир, а мир небесный, наполненный светом Божественной благодати, которая заполняет все пространство иконы. Царственные Страстотерпцы изображены на иконе в гражданской одежде, что отражает их скромность и самоотверженное служение в миру. Царица и старшие дочери царя во время первой мировой войны были сестрами милосердия. Военная форма Государя и наследника подчеркивают миссию главы государства как защитника вверенной Богом страны, народа, за которых воин готов отдать свою жизнь. Николай II был главой семьи, разделившей с ним мученическую участь. В своей семье он воплотил христианский идеал, достичь которого стремился и во всей России.
Император и его семья канонизированы Русской Православной Церковью в чине страстотерпцев. Это подчёркивает особый характер их подвига – беззлобие и непротивление врагам, страдание за исполнение Заповедей Божьих. В чине страстотерпцев прославляются святые, которые, подражая Христу, со смирением переносят физические, нравственные страдания. Они принимают мученическую кончину не от рук гонителей христианства, а в силу зависти и ненависти, неверности, лживости и лицемерия, жажды власти, богатства, славы и прочих греховных страстей окружавших их людей.
Преподобный Серафим Саровский был канонизирован в 1903 году, во время правления и по инициативе Николая II. Существует «зеркальный» образ, написанный современными иконописцами Людмилой и Владиславом Низовыми. На нём Царь-страстотерпец Николай II изображен держащим в руках икону с образом преподобного Серафима Саровского. Лик Преподобного приходится на область сердца Государя. Красный мученический крест Царя-мученика, красный фон иконы и детали одежды Серафима Саровского означают предсказанное преподобным Серафимом мученичество Государя и молитвенный подвиг самого Преподобного. Серафим Саровский тысячу дней и ночей молился на камне против сил зла. Красный цвет на иконе – это одновременно цвет Воскресения Христова, победы над смертью Царя-мученика и пасхальной радости, которая не оставляла святого Серафима Саровского уже при жизни. В кротости, смирении, любви к людям и любви к России, в благодушном терпении скорбей и молитве за врагов император-мученик Николай достойно подражал преподобному Серафиму Саровскому.

Иконописцы Людмила
и Владислав Низовы.
Икона святого Царя-
страстотерпца Николая II
с образом пресвятого
Серафима Саровского. 1998.

Еще в 1832 году Святой предсказал падение Царской власти, её восстановление и воскрешение России. Через много лет письмо Преподобного, вручённое Государю Николаю II, помогло Царю и его семье достойно подготовиться к принятию мученического венца. Преподобный Серафим, изображенный на иконе К. Киселёвым, не зритель, а участник духовного подвига Царственных Страстотерпцев. Художник изображает не встречу Преподобного и Царя с семьей, этого в реальности не могло быть. В руках преподобного Серафима их икона – образ Будущего, которое находится в духовном пространстве, где Прошлое, Настоящее и Будущее существуют одновременно.
Новаторство К.Киселёва проявляется в стремлении идти «узкими», непроторенными путями. Создание необычных по сюжету икон и картин у художника основано на глубоком знании канонов православной иконописи и классической живописи. Истинное развитие, по убеждению самого художника, возможно только на основе традиций и высокой степени мастерства.

К. КИСЕЛЁВ. НОЕВ КОВЧЕГ. ВОЗРОЖДЕНИЕ МОНАСТЫРЯ. 2005
На написание картины «Ноев ковчег. Возрождение монастыря» художника вдохновила судьба настоятеля Свято-Воскресенско-Феодоровского монастыря игумена Георгия (Ильина). В прошлом капитан корабля, о.Георгий стал свидетелем Чуда. Во время трагического происшествия на море, которое могло погубить корабль, капитан Ильин, прежде скрывавший свою веру, встал на колени на капитанском мостике и молил Бога помиловать команду. В случае спасения он дал обет посвятить себя Богу и стать священником. Корабль с людьми был спасён. Потрясённый моряк стал монахом, а спустя годы – игуменом монастыря.

К. Киселев. Ноев ковчег. Возрождение монастыря. 2005

Отцы Церкви очень часто прибегают к образу корабля для обозначения Церкви как образа единения и спасения людей, верных Богу. Ноев Ковчег понимается как одна из метафор самой Церкви. Как Ковчег, плывущий по волнам между небом и землёй, явился спасением от потопа, так Церковь спасает христиан в море мирских искушений и соблазнов.
На картине о.Георгий запечатлён на строительных лесах монастыря, как на капитанском мостике, только уже духовного корабля. Образ Ковчега, использованный художником в этой картине, – это образ современной возрождающейся Церкви. Она спасает от гибели тех, кто «алчет и жаждет» спасения в бурном житейском море. Церковь для верующих – такое же надёжное прибежище, каким был Ноев Ковчег во время потопа. На картине, помимо названия, присутствуют ещё два указания на ветхозаветный Ковчег Спасения: во-первых, это восстанавливаемый храм, на лесах которого стоит батюшка и, во-вторых, в нижнем правом углу картины изображение входящих в церковь людей. Так Ковчег принял на свой борт семью праведника. Спасаясь от суеты мира, человек приходит к кораблю церкви. Только войдя внутрь, он видит истину: где шел, и каким чудом было, что он не утонул.
Аллегорией мира, полного опасностей и соблазнов, выступает бескрайняя тайга. Борьба добра и зла присутствует в изображении неба: предгрозовое, неспокойное, почти полностью закрытое сгущающимися тучами. Оно означает смятение людских душ, переменчивость и нестабильность человеческой жизни, мирские соблазны. Небольшой участок голубого неба находится над куполом храма, указывая путь всем, кто осознал опасности и сделал шаг к спасению. Этот путь к Храму на картине символически обозначен рекой, подступающей к самым стенам монастыря.
Монах, стоящий на строительных лесах, – не только капитан корабля, отвечающий перед Богом за свои судно и команду. Он напоминает матроса в «вороньем гнезде», вглядывающегося в даль, высматривающего спасительную землю и тех, кто нуждается в помощи. Купола храма изогнулись полными ветра парусами, белыми от отраженного неба. Православные кресты как мачты корабля. Натянутыми канатами на них выглядят цепи. Как матросы, готовящие корабль к грядущей буре, снуют по строительным лесам братья-монахи.
За поясом у отца-настоятеля топор, под ногами его гора стружек. Он плотничает. Ной строил свой корабль, и Христос, обучившись мастерству плотника у своего земного отца Иосифа, в последствии Сам строил мир как дом, огражденный надёжными стенами Веры от безбрежных пространств хаоса.
Еще одно указание на Новый Завет есть в изображении вспаханного поля около реки. Это поле – аллегория притч Христа о сеятеле, о зёрнах и плевелах. Весь мир – это поле, которое не может принести урожай, если не будет засеяно. Зерно, которым засеивается поле, – это учение Христа. Урожай – это исполнение Заповедей Христа каждым христианином. Жатва – грядущий конец света, когда, отделив зерна от плевел – добро от зла – верные войдут в Царствие Небесное. Чтобы принести плод, зерно должно попасть на удобренную, обработанную почву и умереть. Так и монахи, умирая для мира, отрекаясь от мирской жизни, призвание своё видят в принесении духовного плода: молитве за весь мир, возделывании собственной души.
В христианстве колосья пшеницы и виноградные лозы символизируют хлеб и вино Евхаристии (Причастия). Причастие объединяет всех верующих в единую Церковь. Она, как настоящий корабль спасения, плывет и плывет среди бурных волн и соблазнов житейского моря, спасая погибающих.

К. КИСЕЛЁВ. ЯРМАРКА. 2004
Большую известность приобрела картина К.Киселёва «Ярмарка». Работа зрелищная, декоративная, пёстрая, живая, ярко передающая атмосферу народного веселья и раскрывающая особенности русского характера через бытовой жанр.

«Ярмарка» – идиллическая панорама русского праздника. В него вовлечено множество людей разных сословий. Все участники праздника безусловно счастливы. Атмосфера раздольного масленичного веселья захватывает с первых мгновений. В «Ярмарке» есть всё, что присуще народному гулянию: весёлая карусель с шумным балаганом, лихая езда в расписных санях с важными бородатыми кучерами, игра в снежки и залихватские песни под задорную гармошку. Широта, веселье, хлебосольство, удаль.
Художник создал собирательные образы православного праздника, русского народа, русской души. Прозрачный морозный воздух, гирлянды пёстрых воздушных шаров, качели, яркие шатры на снегу… Нарядные одежды, цветные платки, толстые рукавицы – множество достоверных деталей украшают картину. Её персонажи индивидуальны и узнаваемы. Радость и счастье светятся на улыбающихся, румяных от холода лицах людей: они добры, поэтичны, полны достоинства и живут, почитая законы и традиции. Над всем этим радостным раздольем расстилается, освящая праздник, православный город .
Мост делит картину на две условные части: «мир дольний»и «мир горний». «Мир дольний» – это ярмарка, расположившаяся на льду реки под мостом. «Мир горний» – это аллегория Небесного Иерусалима, она полностью состоит из храмов. Их светлые купола и стройные колокольни устремляются свечами ввысь к лазурному, почти весеннему небу. По небу плывут желто-розовые облака и кружат голуби. Голуби связывают все части и планы картины. Птицы наполняют полотно ощущением присутствия Святого Духа, символом которого они являются.
В этой картине отражена преемственность творчества К. Киселёва, его духовная связь с работами русских художников конца XIX – начала XX вв. Например, кустодиевскими «ярмарками», «масленицами», «деревенскими праздниками» с неизменно красочным, пестрым, мажорным, близким народному искусству эффектом. Полотна обоих художников напоминают диковинные расписные шкатулки, настолько они декоративны по своему колориту и композиционному построению.
Своим главным долгом художник считает создание образа современной Святой Руси. Кирилл Киселёв говорит: «Культура – от слова «культ». В ней главное – чему ты служишь. Сила твоего таланта – это не добродетель сама по себе. Это только сила, данная Богом. Грань между добром и злом очень тонка, ее можно увидеть только если ты живешь по заповедям Божиим».

Использованы материалы из проекта «АЗБУКА ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ. В помощь учителю».
Автор проекта О.Е. Наделяева, декан ФГО ЗабКИПКРО. Научный руководитель Л.В. Камедина, доктор культурологии, профессор ЗабГУ.
Проект реализуется при финансовой поддержке Читинской и Краснокаменской епархии и читинского издательства «Палитра».

Кирилл Киселёв: Образы, отражающие суть души человека Читать дальше »

Дионисий: Иконы и ферапонтовские фрески

Величайший расцвет массовой школы живописи XIV- первой половины XV вв. падает на время Андрея Рублева – самого крупного древнерусского живописца. Новый подъем массовой живописи связан с именем Дионисия. Его художественная деятельность протекала в период сложения центрального Русского государства, когда Москва переживала блестящий политический и культурный расцвет, а ее искусство стало быстро приобретать общерусское значение. Именно в эпоху Дионисия массовая живопись завоевала первое место между теми многочисленными местными школами, среди которых она долгое время занимала равноправное положение.

Год рождения Дионисия неизвестен. Вероятно, он родился около 1440 года. Старые источники связывают с его именем много работ, из которых до нас дошло лишь несколько произведений – образ “Одигитрии” из Вознесенского монастыря в Москве, датируемый 1482 (1484) годом, росписи Ферапонтова монастыря, исполненные им совместно с его сыновьями Феодосием и Владимиром в 1500-1502 гг., и иконы “Спаса” и “Распятия” из Павлова-Обнорского монастыря, относящиеся к 1500 г. Все остальные упоминаемые житиями и летописью работы некогда столь прославленного мастера либо скрываются под записями, либо безвозвратно исчезли.

Дионисий. «Богоматерь Одигитрия (Путеводительница)»

«Богоматерь Одигитрия (Путеводительница)». Строгая и царственная, даже холодная Богоматерь с младенцем, которая не умиляется и не прижимает ребенка к себе, а как бы являет Его миру. Торжественно лежит золотая кайма ее накидки, почти полностью скрывающей темно-синюю головную повязку. Излом ее складок надо лбом Богоматери словно вспыхивает золотой звездой шитья и кажется, будто это корона венчает чело Марии. Её рука, поддерживающая Младенца, кажется не заботливой рукой Матери, а неким подобием Царского трона… А нижняя кайма накидки, спадающей с левой руки Марии, словно образует подножие этого трона. Жест руки Богоматери, показывающей на своего Сына, трактуется и по-другому: как мольба, обращенная к Нему. И Сам Христос обращается на этой иконе не к смотрящим, а благословляет Свою мать. Все это служит тому, что зритель чувствует дистанцию, разделяющую его и Спасителя, и может обратиться к Господу через Его святую Матерь как посредницу и «лествицу».

Первый из серьезных заказов Дионисий получил между 1467 и 1477 гг., когда ему предложили участвовать в росписях церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Пафнутьево-Боровском монастыре. Здесь он работал еще не вполне самостоятельно, а под началом мастера Митрофана, которого называют его учителем. Однако уже тогда проявился индивидуальный почерк и яркий талант молодого иконописца, так как документы упоминают об обоих живописцах как о «пресловущих паче всех в таковом деле».

В 1480-х годах в артели Дионисия работали его сыновья Владимир и Феодосий. Вместе они расписывали Успенский собор Иосифо-Волоцкого монастыря неподалеку от Москвы. Артель рисовала фрески и образы для иконостаса, всего художники выполнили около 90 икон. Для этих работ характерны удлиненные пропорции фигур, торжественность и праздничность, холодный колорит со светлыми оттенками.

В 1481 г. Дионисий вместе с попом Тимофеем, Ярцом и Коней получил огромную по тому времени сумму в 100 рублей за написание Деисуса, “праздников” и “пророков” в “новую церковь святой Богородицы”.

Так как имя Дионисия стоит в летописи на первом месте, то это означает, что, несомненно, именно он являлся старшим мастером, возглавлявшим иконописную артель. Заказчиком этой дружины “иконников” в летописной повести назван архиепископ ростовский Вассиан.

«Распятие» — икона праздничного чина. В ней не только смерть, страдание и ужас, но и попрание этой смерти, радость будущего воскресения, искупления грехов всех людей. Вся эта икона – движение по вертикали, начиная с необычайно вытянутой фигуры Христа, символа прорыва из земной сферы в небесную. Этот прорыв совершается через крест, который является одним из важнейших христианских символов. Плоскость иконы мысленно делится по вертикали на три зоны: нижняя, самая узкая, означает преисподнюю, средняя – мир человека на земле, верхняя – небо. Здесь совмещаются две перспективы: традиционная для живописи (весь мир) и традиционная для иконописи – обратная (фигура Христа). Главный смысл этой иконы – непостижимое чудо, превращение унижения и страдания Богочеловека в его возвеличение и прославление, его смерти – в символ бессмертия. Вот что пишет Алпатов о «Распятии» Дионисия: «Висящий Христос кажется парящим… Богоматерь высится… И вместе с тем время остановилось, ничего не происходит, все существует как выражение вечных, неизменных законов бытия». Сейчас эту икону можно увидеть в Третьяковской галерее в Москве.

В 1484г. Дионисий возглавлял новую иконописную артель. На этот раз Дионисий выполнял иконы для соборной церкви Успения Божьей Матери в Иосифо-Волокамском монастыре. Его помошниками были два сына – Феодосий и Владимир, старец Паисий. Сообщая об этой работе летописец называет Дионисия и его сотоварищей “изящными и хитрыми в Русской земле иконописцы паче же рещи живописцы”. По-видимому, Волокамский монастырь был одним из главных хранилищ произведений Дионисия и мастеров из его окружения, потому что в описи монастырского храма, ризнице и библиотеке, составленной в 1545 г. старцем Зосимой и книгохранителем Паисием, упоминаются 87 икон Дионисия, 20 икон Паисия, 17 икон Владимира, 20 икон Феодосия.

О деятельности Дионисия и его сыновей на протяжении 90-гг. XV в. документальные данные пока отсутствуют. Но можно все же с уверенностью утверждать, что она была сосредоточена главным образом в Москве, где в конце XV в. шла спешная перестройка Кремля и ряда церквей, а в 80-х гг. несколько церквей было выстроено вновь. По-видимому, Дионисий и его сыновья были заняты украшением этих новых храмов.

Дионисий – первый иконописец, «соединивший» в одной иконе митрополита Петра с митрополитом Алексием, хотя ни биографически, ни хронологически эти святые связаны не были. В его времена Петр уже давно чтился как первый митрополит московский, а Алексия канонизировали лишь недавно и считали «новым» чудотворцем. Но Дионисий «рифмует» их иконы, создавая в них множество параллелей друг другу и перекличек. Фигуры и жесты митрополитов как бы повторяют друг друга, а клейма икон перекликаются: одинаковые моменты житий святых Дионисий опускает и оставляет то одному, то другому святому, заставляя зрителя, знакомого с житием, смотреть на обе иконы сразу. В клеймах иконы Петра иконописец подчеркивает чудесное, сверхъестественное (видение матери Петра, предсказание победы в Царьграде, чудо при перенесении тела Петра в храм и другие), в клеймах же иконы Алексия, наоборот, убирает акцент с подобных чудес, перенося его на чудеса, совершенные самим святым. Этими приемами Дионисий подчеркивает преемственность духовной власти: от Петра к Алексию. Об авторском стиле Дионисия в этих иконах замечательно пишет исследователь иконописи М.В. Алпатов: «По своему живописному мастерству эта икона представляет собой одну из вершин древнерусского искусства. Ограничиваясь Обобщенными силуэтами, Дионисий избегает резкой светотени и чётких контурных линий. Всё строится на тончайших соотношениях цветовых пятен… В последних клеймах, где рассказывается о событиях после смерти Алексея, краски приобретают акварельную прозрачность… Вся икона выглядит не столько как рассказ, сколько как панегирик в честь московского митрополита».

В 1490-х годах Дионисий с сыновьями отправился на север, в окрестности Вологды, где строились новые каменные храмы на месте прежних деревянных. В соборе Павло-Обнорского монастыря мастер работал над иконостасом. Из него до наших дней дошли несколько икон: «Спас в силах» и «Распятие» хранятся сегодня в Третьяковской галерее, «Уверение Фомы» — в Русском музее.

Икона «Уверение Фомы» 1500 г. основывается на сюжете из Нового Завета: Фома, один из двенадцати апостолов, отсутствовал при первом явлении Христа по Его Воскресении хочет увериться в этом, «прикоснуться» к чуду. Не отворив дверей, явившись чудесным образом, Христос потребовал от Фомы дотронуться до ран, оставленных на его теле копьями. В ответ Фома провозгласил свое исповедание веры: «Господь мой и Бог мой!». Благоговение, страх, восхищение – все передано в жесте и позе Фомы. Его рука потянулась за рукой Христа, а силуэт спины как бы продолжает линию, начало которой – абрис согнутой руки Христа. Фома – под Его рукой, под Его властью, под Его милостивым и понимающим взглядом. За фигурой Христа изображена дверь, через которую он прошел, не раскрыв ее. Эта дверь напоминает зрителю и о словах Спасителя: «Аз есмь дверь, мною аще кто внидет, спасется, и внидет и изыдет и пажить обрящет». На переднем плане слева — апостол Фома, протягивающий десницу к Спасителю и прикасающийся к Его ребрам, его фигура выделена в композиции ярким киноварным плащом, контрастирующим со сдержанными по тону одеждами других изображенных.

О последнем из известных нам произведений Дионисия – о росписи Богородичного храма в Ферапонтовом монастыре – летописи ничего не сообщают. Лишь благодаря древней надписи, сохранившейся на софите северной двери храма, мы узнаем об этой важнейшей работе Дионисия.

Ферапонтов монастырь в Вологодской области

Хотя неизвестен год смерти Дионисия, но имеются косвенные данные, позволяющие отнести ее ко времени между 1502 и 1508 гг. В 1508 г., когда к ответственной работе по росписанию придворного Благовещенского собора была привлечена иконописная артель, во главе ее стоял уже не Дионисий, а “мастер Феодосий, Дионисиев сын с братиею”. По-видимому, Дионисия к этому времени уже не было в живых, либо он был настолько престарелым, что доживал свои дни на покое.

Современники высоко ценили искусство Дионисия. Деисус его работы называли “вельми чудным”. Самого мастера именовали “пресловущим” и “мудрым”.

В искусстве Дионисия много одухотворенности, нравственного благородства, тонкости чувства, и это связывает его с лучшими традициями Рублева. В истории древнерусского искусства трудно найти второй подобный пример прочности художественных традиций на протяжении целого столетия, как это имело место со времени Рублева и до Дионисия. Возможно, что Дионисий был знаком с новгородской иконописью XV в., ее контурность и теплый колорит привлекали его внимание. Впрочем, достаточно сравнить фрески Дионисия с фресками новгородских мастеров в XV в. в Гостинополье, чтобы признать досадным недоразумением, что этого чисто московского мастера долгое время относили к числу представителей новгородской школы лишь потому, что Ферапонтов монастырь в XIX числился за новгородской епархией.

В искусстве Дионисия есть тот элемент торжественности и пышности, который был неведом и чужд Рублеву и его современникам.

Главным произведением Дионисия последних лет его жизни является стенная роспись собора Ферапонтова монастыря. Расписанный Дионисием собор Ферапонтова монастыря посвящен рождеству Марии, которая в то время почиталась покровительницей Москвы. Во фресках Дионисия не встречается ни драматичные волнения, как в росписях XIV в., ни духовного подъема, как у Рублева. Фигуры Дионисия всегда сохраняют сдержанное, величавое спокойствие. Большинства их является не действующими лицами, а всего лишь предстоящими в многолюдных сценах, рисующих торжество и славу Марии.

По сравнению с Рублевым Дионисий расширяет свою красочную гаму. На светлом лазурном фоне выступают светло-розовые и желтые здания; фигуры представлены в розовых, малиновых, голубых и темно-синих одеждах. Тонкие контурные линии обычно даются в тон основному цвету и потому не ослабляют его силы. Краски ферапонтовских фресок отличаются нежностью, лишь изредка их перебивает более плотные по цвету пятна. Избегая резких цветовых контрастов, Дионисий предпочитает нежные оттенки и мягкие переходы. Это сближает его творчество с традициями ранне-московского искусства, в частности с фресками в Звенигороде. Впрочем, росписи Ферапонтова монастыря более многокрасочны и местами в них даже появляется известная пестрота. Вся роспись в целом носит радостный, праздничный характер. Чистые, порой яркие краски звучат, как хор звонких юношеских голосов.

В конце XV в. в связи с утратой родовитой знатью былого политического значения в ее среде получило широкое распространение ожидание конца мира. В огромной иконе “Апокалипсис” Успенского собора со множеством мелких фигур мастер школы Дионисия создал впечатление величественной стенной росписи. Во фресках Ферапонтова монастыря еще торжествует гармоническое начало, радостное воспевание Марии, стройный ясный порядок, равновесие форм. В “Апокалипсисе” в образах церковной иконографии с большой силой выражены столкновения, борьба, смятение, ожидание катастрофы. Быстро скачут апокалиптические всадники в белых одеждах, мертвые встают из гробов, ангелы проносятся в стремительном полете, рушатся башни и, пугая людей своим обликом, разевают пасти апокалиптические звери. Огромные толпы святых и праведников в белых одеждах, все разом, как колосья, падают на землю и склоняются перед агнцом. На небе появляются круги, похожие на те небесные знамения, которые так подробно описываются в древнерусских летописях. Икона написана нежными, прозрачными, как бы акварельными красками. Эти краски придают апокалиптическому характер бесплотности.

Дионисий оставил глубокий след в русском искусстве конца XV- начала XVI в. На иконах, фресках, миниатюрах и шитье школы Дионисия лежит отпечаток его своеобразного живописного стиля. Во всех них заметны черты величия в сочетании с грацией, стройность пропорций, уравновешенность, ритмичность композиций и нежность красочных сочетаний.

Дионисий: Иконы и ферапонтовские фрески Читать дальше »

Феофан Грек: Иконописец, миниатюрист и мастер монументальных фресковых росписей Руси

Феофан Грек – один из немногих византийских мастеров, чье имя осталось в истории, возможно, благодаря, тому что, находясь в расцвете сил, он покинул родину и до самой смерти работал на Руси, где умели ценить индивидуальность живописца.

На Руси Феофан Грек прожил около 30 лет. Более всего он работал в Москве, однако, различие его Московских и Новгородских работ разительное. В начале своего творческого пути художник был полон творческих сил, эмоций, темперамента, что мы и замечаем в его ранних работах. Мазки были смелыми, жесткими, экспрессивными. В поздних же работах можно заметить изменение приоритетов, как в философии, так и в живописи. В Московских работах акцент идет больше на одухотворенность, на мысль у персонажей. Краски используются более приглушенные. Силуэты более мягкие.

Но есть все — таки фундаментальные черты творчества великого художника, определяющие его талант. Все изображения святых у него строго индивидуальны. У каждого персонажа икон и фресок Феофана свой характер, свои эмоции, свое неповторимое лицо.

Феофан Грек родился в Константинополе, столице Византийской империи, около 1340 года. Он начал заниматься иконописью в середине XIV века и к 1370-м годам, по словам древнерусского писателя Епифания Премудрого, украсил «более сорока различных церквей каменных». Художник расписывал храмы в Константинополе, Халкидоне, Галате и других крупных городах Византии. Однако византийские работы живописца не сохранились.

В 1370-х Феофан Грек поселился в колонии Генуэзской республики — городе Кафа (сейчас — Феодосия). Там было больше заказов для художников, чем в Византии. Из его работ этого периода сохранились фрески в храме Дмитрия Солунского.

Феофан попал в Новгород, очевидно, в 70-е годы 14 века. До этого он работал в Константинополе. В 1378 году Феофан исполнил свою первую работу в Новгороде: расписал фресками церковь Спаса- Преображения. Персонажи у Феофана не только внешне не похожи друг на друга,- они живут, проявляют себя по-разному. Каждый персонаж Феофана — незабываемый человеческий образ, через движения, позу, жест художник умеет сделать зримым «внутреннего человека». Феофан мыслит фигуру трехмерно, пластически. Он отчетливо представляет себе, как располагается тело в пространстве, поэтому, несмотря на условный фон, его фигуры кажутся окруженными пространством, живущими в нем. Большое значение фон придавал передаче в живописи объема. Его способ моделировки эффектен, хотя на первый взгляд кажется эскизным и даже небрежным. Основной тон лица и одежды Феофан кладет широкими, свободными мазками. Поверх основного тона в отдельных местах – над бровями, на переносице, под глазами — резкими, меткими ударами кисти он наноси светлые блики и пробела. С помощью бликов художник не только передает объем, но и добивается впечатления выпуклости формы, чего не достигали мастера более раннего времени. Озаренные вспышками бликов фигуры святых у Феофана приобретают особую трепетность, подвижность.

В Новгородской летописи упоминается первая работа Феофана Грека роспись Спаса-на-Ильинке и это единственная работа, сохранившаяся до наших дней и имеющая документальное подтверждение.

Фрески церкви сохранились фрагментарно, поэтому восстановить систему ее росписи можно только частично. В куполе храма изображена фигура Христа Вседержителя, окруженная архангелами и серафимами. Предел расписан изображениями святых, композициями «Богоматерь Знамение с архангелом Гавриилом», «Поклонение жертве», «Троица». Манера Феофана ярко индивидуальна, отличается экспрессивностью, темпераментом, свободой и разнообразием в выборе приемов. Форма подчеркнуто живо написана, лишена детализации, строится с помощью сочных и свободных мазков. Приглушенный общий тон росписи контрастирует с яркими белильными высветлениями, подобно вспышкам молний освещающими суровые, одухотворенные лики святых. Контуры очерчены мощными динамичными линиями. Складки одежд лишены детальной моделировки, ложась широко и жестко, под резкими углами. Палитра мастера скупа и сдержанна, в ней преобладают оранжево-коричневый, серебристо голубой, соответствующие напряженному духовному состоянию образов.

«Живопись Феофана — это философская концепция в красках, притом концепция достаточно суровая, далекая от обыденного оптимизма. Суть ее составляет идея глобальной греховности человека перед Богом, в результате которой он оказался почти безнадежно удаленным от него и может только со страхом и ужасом ожидать прихода своего бескомпромиссного и безжалостного судьи, образ которого с крайней суровостью на грешное человечество из-под купола новгородского храма»,- пишет исследователь русского средневекового искусства В.В. Бычков.

Феофан Грек создает мир, полный драматизма, напряжения духа. Его святые суровые, отстраненные от всего вокруг, углубившиеся в созерцание безмолвия — единственного пути к спасению.

После 1378г. Феофан, по-видимому, работал в Нижнем Новгороде, но его росписи этого периода до нас не дошли.

Приблизительно с 1390г. Феофан находился в Москве и недолго в Коломне, где мог расписывать Успенский собор, позже полностью перестроенный. Здесь же, в соборе, находилась и знаменитая в последствии святыня – икона «Богоматерь Донская» (на ее обороте «Успение»), позже перенесенная в Благовещенский собор Московского Кремля. Ее исполнение некоторые исследователи связывают с творчеством Феофана Грека.

Богоматерь Донская. Феофан Грек. 1380г. Третьяковская галерея.

Мастер выполнил несколько росписей в Московском Кремле: в церкви Рождества Богородицы с приделом Святого Лазаря (1395), где Феофан работал вместе с Симоном Черным, в Архангельском(1399) и Благовещенском (1405) соборах. Последний он расписывал вместе с Андреем Рублевым и Прохором с Городца. В Кремле Феофан принимал участие в росписях казнохранилища князя Владимира Андреевича и терем Василия 1. Ни одна из этих работ не сохранилась. Не исключено, что Феофан Грек участвовал в создании икон деисусного чина, находящегося в настоящее время в Благовещенском соборе. Однако, как доказано последними исследованиями, этот иконостас не является первоначальным, относящимся к 1405г., и деисусный чин мог быть перенесен сюда лишь после опустошительного пожара в Кремле, случившегося в 1547г. В любом случае иконы»Спас в силах», «Богоматерь», «Иоанн Предтеча», «Апостол Петр», «Апостол Павел»,»Василий Великий», «Иоанн Златоуст» обнаруживают такие черты стиля и такое высокое техническое мастерство, которые позволяют предполагать здесь работу великого мастера.

Манера Грека в иконописи (если согласиться с тем, что иконы деисусного чина Благовещенского собора Московского Кремля написаны Феофаном ) значительно отличается от фресковой. Это может быть объяснено спецификой иконописи. Образы деисусного чина внушительны и монументальны. Почти двух метровые фигуры, исполненные внутренней значительности и самоуглубленности, составляют единую композицию, подчиненную одному замыслу – воплотить благодарственную молитву святых Спасу, творцу и владыке небесных сил, и ходатайство их за род человеческий в день Страшного Суда.

Подобная программа деисусного чина со «Спасом в силах» впоследствии получила распространение в русских иконостасах, но здесь она проявляется впервые.

В отличие от фресковой росписи образы икон не столь экспрессивны внешне. Их драматизм и скорбь словно ушли вглубь, выявляясь в мягком свечении ликов, в приглушенных цветах одежд. Каждый лик по типу и выражению эмоционального состояния ярко индивидуален, почти портретен. Контуры фигур более спокойны, в их рисунке яснее видна классическая традиция, уходящая истоками в античность. Иконы написаны виртуозно, с использованием сложных и разнообразных технических приемов, которые под силу лишь выдающемуся мастеру.

Успение Пресвятой Богородицы. Феофан Грек. Третьяковская галерея

В « Успении» Феофана апостолы не похожи на строгих греческих мужей. Они сгрудились у погребального ложа Марии без всякого порядка. Не совместная просветленная скорбь, а личное чувство каждого – смятение, удивление, отчаяние, горестное размышление о смерти – читается на простых лицах. Многие словно бы не в состоянии смотреть не мертвую Марию. Резкое звучание красок «Успения» как бы раскрывает крайнюю степень душевного напряжения, в котором пребывают апостолы.

Если верить предисловию книги Донского монастыря (1692 г), икона была подношением для московского князя Дмитрия Донского от казаков города Сиротина перед Куликовской битвой.

Кроме оформления храмов Феофан Грек занимался книжной графикой, писал иконы. По мнению Михаила Алпатова, для московского боярина и дипломата Федора Кошки он проиллюстрировал Евангелие. Иконописец нарисовал буквицы в начале каждой из глав, орнаменты по краям страниц, заставки с изображением животных. Авторство Феофана Грека не подтверждено, однако документ датирован 1390-ми годами, когда художник уже жил в Москве. Иллюстрации выполнены в характерной для живописца творческой манере: он использовал четко очерченные границы фигур, яркие и контрастные цвета.

Точная дата смерти Феофана Грека неизвестна. Он умер между 1405 и 1415 годом в одном из городов Московского княжества.

Феофан Грек: Иконописец, миниатюрист и мастер монументальных фресковых росписей Руси Читать дальше »

Симон Ушаков: Иконы — «Древо государства Российского»

Ушаков происходил из посадских людей и, по-видимому, очень рано получил основательную подготовку к своей специальности, так как, будучи всего 22-х лет от роду, был принят в царские «жалованные» (то есть получавшие постоянное содержание) мастера Серебряной палаты при Оружейном приказе. Здесь прямыми его обязанностями было «знаменить», то есть делать рисунки для разных предметов церковной утвари и дворцового обихода, преимущественно для золотых, серебряных и эмалированных изделий, расписывать знамёна, сочинять узоры для рукоделий, чертить карты, планы и т. д. Усердно исполняя подобные работы, он писал, кроме того, образа для двора, церквей и частных лиц, причём приобрёл вскоре известность лучшего на Москве иконописца.

С переводом Ушакова на службу из Серебряной палаты в Оружейную, в 1664 г., круг его деятельности расширился, а слава возросла ещё более: он стал во главе прочих царских мастеров, образовал целую школу иконописцев, пользовался милостями царя Алексея Михайловича и его преемников на престоле, исполнял всяческие их поручения по художественной части и до самой своей смерти жил в довольстве и почёте.

Симон Ушаков. Икона «Древо государства Российского»

Икон, писанных Ушаковым, дошло до нас довольно много, но большинство их искажено позднейшими записями и реставрациями. Как на сохранившиеся лучше других и особенно любопытные, можно указать на иконы: Благовещения, в которой главное изображение окружено композициями на темы акафиста Пресвятой Богородицы (находится в церкви Грузинской Божьей Матери, в Москве), Владимирской Богоматери с московскими угодниками (там же), святого Феодора Стратилата (у могилы царя Фёдора Алексеевича, в Архангельском соборе), Нерукотворного Спаса (в соборе Троице-Сергиевой лавры), Сошествие Святого Духа (там же) и на икону-портрет царей Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича (в Архангельском соборе). Эти произведения, равно как и другие работы Ушакова свидетельствуют, что он был человек весьма развитый по своему времени, художник талантливый, прекрасно владевший всеми средствами тогдашней техники. В отличие от принятого в то время правила «писать иконы по древним образцам», Ушаков не относился равнодушно к западному искусству, веяние которого вообще уже сильно распространилось в XVII веке на Руси. Оставаясь на почве исконного русско-византийского иконописания он писал и по древним «пошибам», и в новом так называемом «фряжском» стиле, изобретал новые композиции, присматривался к западным образцам и к натуре, стремился сообщать фигурам характерность и движение. В круг занятий Ушакова входило изготовление рисунков для гравёров. Д. Ровинский в своём «Подробном словаре русских граверов» указывает на два офорта, исполненных им самим.

Икона «Древо государства Российского» или «Похвала Владимирской иконе Божьей матери»

Ещё в 1547 г., после опустошительного пожара в Москве, царь Иван Грозный пригласил в страну более 300 немецких живописцев, скульпторов и ремесленников. Правда, по приказу германского императора их задержали в Любеке и отправили не в Россию, а в Вену, но большинство из них впоследствии всё же перебрались тайно в Россию. Уже скоро влияние западноевропейской церковной живописи сказалось в русском искусстве. Так, Собор Русской Православной Церкви 1553–1554 гг. санкционировал изображение Иисуса Христа, покрытого херувимскими крыльями, заимствованное из западной живописи.

С годами западное влияние в русской церковной живописи возрастало. Многие ревнители древнего благочестия возмущались новой модой: писать Богородицу с непокрытой головой, Всемилостивого Спаса — с державой в руке, по «латинским и лютеранским образцам». Именно в это время, когда в Москве шла борьба сторонников и противников западного влияния в русской церковной живописи, в 1664 г., Симон Ушаков был переведён в иконописцы Оружейной палаты.

Оружейная палата — школа русской иконописи

В XVII столетии Оружейная палата была крупнейшим художественным центром в Московском государстве. Мастерские, расположенные в Кремле, недалеко от царского дворца, обслуживали потребности церквей, монастырей, царской семьи, боярства, купечества. В них изготавливалось драгоценное оружие, создавались произведения иконописи, хоругви, расписные пасхальные яйца, церковная утварь, оклады на иконы. Изготавливали здесь и целые иконостасы для Православных Церквей Востока, находившихся под турецким игом.

Во главе Оружейной палаты с 1654 г. стоял образованный боярин Богдан Матвеевич Хитрово. Он открыл широкий доступ в палату талантливым художникам, не считаясь с их национальностью и вероисповеданием. Мастеров собирали не только в Москве, но и в Новгороде, Пскове, Владимире, Ярославле, Костроме и других художественных центрах русской земли. В Оружейной рядом с русскими работали и чужеземные, «фряжские» живописцы, искавшие счастья при дворе московского царя. («Фряжский» значит «иноземный»; термин обычно употребляется в связи с живописью второй половины XVII в. Фряжское письмо — древнерусское наименование в иконописной практике условных канонических приёмов изображения в сторону большей внешней правдивости. — Прим. авт.)

Зарубежные мастера обогащали русскую художественную практику своим опытом, приобретённым ранее в родных краях. Мастер «немчин» по имени Ганс Детерсон, грек Апостол Юрьев, голландец Даниил Вухтерс, «мастер перспективного дела» немец Пётр Энгелес… В 1660-х гг. в Оружейной палате служили уже 60 иностранцев. Они принимались сюда после того, как степень их мастерства определял Симон Ушаков.

Иностранцы писали для московских церквей иконы, соответствующие их религиозным представлениям. Русские иконописцы, видевшие эти образцы, в свою очередь, вносили в иконопись мотивы и приёмы, ранее неизвестные на Руси. Таковы, например, сюжеты «Песнь Песней», «Отче наш», «Коронование Богоматери» и много других.

Как ни велико было число противников «фряжских» икон, сторонников было больше. Традиции древнего русского иконописания в ту пору испытывали определённый кризис. Протесты ревнителей древнего благочестия не могли остановить начавшегося движения, которому сочувствовали сам царь Алексей Михайлович и его любимец — начальник Оружейной палаты боярин Б. М. Хитрово. Поручая ему заведование всем иконописным делом на Руси, царь, конечно, знал о том, что тот — сторонник «фряжского дела».

В Оружейной палате установилась творческая атмосфера, между русскими и иностранными мастерами постоянно шёл обмен художественным опытом, и к середине XVII в. в России сложились общие приёмы живописной техники — «единый общерусский художественный стиль с наклонностью к фряжскому письму».

Как ни парадоксально, решительную поддержку новое направление нашло в лице Патриарха Никона, столь горячо восстававшего против «немецких» икон. Патриарх обличал только их «неправославие», которое усматривал исключительно в католических и лютеранских сюжетах и идеях, перенятых русскими иконописцами у западных мастеров. Но он ценил «живописное письмо», и, конечно, ему не меньше, чем царю Алексею Михайловичу и боярину Хитрово, русская иконопись второй половины XVII в. обязана своим расцветом.

Роль всех этих влиятельных лиц сводилась, однако, только к покровительству новому направлению. Надо было появиться иконописцу, наделённому новаторским дарованием, чтобы новым исканиям была обеспечена победа. И этот человек явился в лице знаменитого «царского изографа» Симона Ушакова.

Борьба эстетических воззрений

Роль Симона Ушакова в утверждении стиля московской школы искусства, ставшего общенациональным русским стилем, трудно преувеличить. С 1664 г. вплоть до своей кончины он, обладавший многогранным мастерством, работал в Оружейной палате. Он был художником и ремесленником, чертёжником и рисовальщиком, живописцем и иконописцем.

Для осуществления всех своих замыслов в церковной сфере искусства Ушакову необходимо было не только заручиться поддержкой влиятельных лиц, но и постоянно отстаивать правомерность нового подхода к иконописи. Тут он нашёл соратника в лице своего друга, изографа Иосифа Владимирова. Иосиф защищал Симона от нападок консервативных «знатоков» церковной живописи. В своём трактате на эту тему Иосиф, в частности, восстаёт против отсталых взглядов на церковное искусство, высказанных сербским архидиаконом Иоанном Плешковичем, и берёт под защиту живопись иноземцев: хотя и «маловернии, но обаче многих святых апостол и пророк на листах и на стенах тщательно изображают». Автор рекомендует почитать и принимать в православные храмы достойные произведения иностранцев.

Для русского иконописца XVII в. подобные воззрения были чрезвычайно смелыми, ведь в храмы допускались только иконы, написанные православными мастерами, на работы иностранных художников смотрели как на «еретические».

Симон Ушаков был рад поддержке соратника, протестовавшего против рутинного и ремесленного производства икон в России и выразившего симпатии в пользу лучшего, что было в художественной жизни Запада. Около 1667 г. Ушаков, в свою очередь, в виде косвенного ответа на послание Иосифа Владимирова, опубликовал трактат о живописи под названием: «Слово к люботщателям (любителям. — А. Н.) иконного писания».

Не следует, однако, полагать, что новое направление в иконописи продолжало развиваться без помех. В том же 1667 г. вопрос о новшествах в церковной живописи разбирался на Московском Соборе, и его решением было запрещено изображать Бога Отца в виде Старца (Саваофа) — на том основании, что Его никто никогда не видел. (Это изображение перешло на Русь в XVI в. из западной иконографии.) Но, несмотря на все запреты, западные новшества разными путями внедрялись-таки в русскую церковную живопись.

Истоки «фрязи»: Запад или Восток?

Симон Ушаков одним из первых стал подписывать и датировать свои произведения, иногда сообщая интересные сведения о себе. Лучшие его иконы написаны для московской церкви Грузинской Богоматери в Китай-городе по заказу богатых купцов Никитниковых, для московских и подмосковных монастырей (Троице-Сергиева, Новодевичьего, Донского) и церквей. Его произведения украшали храмы и дворцы Кремля.

Есть сведения, что Симон Ушаков состоял в родстве со святителем Иларионом, митрополитом Суздальским († 1707), причисленным Русской Православной Церковью к лику святых. Приезжая в Москву, митрополит Иларион останавливался в доме Симона. Владыка заботился о церковном благолепии, покровительствовал церковному пению, зодчеству и живописи. В этом ему способствовал даровитый родственник, умевший соединить с благочестивыми преданиями старины то прекрасное, что доходило в его мастерскую с Запада и греческого Востока. Каменная церковь во Флорищевой пустыни также была украшена несколькими иконами, написанными самим Симоном Ушаковым.

Самое раннее датированное произведение Симона Ушакова — икона «Богоматерь Владимирская» (Третьяковская галерея), написанная в 1652 г. Это копия иконы Владимирской Божией Матери XII в., находившейся в Успенском соборе Московского Кремля. Из ранних икон Симона Ушакова наиболее известна икона «Великий Архиерей» (голова Спасителя в архиерейской митре) 1657 г. из церкви Грузинской Богоматери.

К 1658 г. относится другая икона из той же церкви — «Спас Нерукотворный». Внизу иконы надпись: «Писал государев иконописец в лето 7166, Симон Фёдоров Ушаков». Впоследствии Ушаков не раз повторял эту композицию. Живописной разработке ликов он уделял особое внимание. Весьма характерно его пристрастие к теме «Спаса Нерукотворного», где вся художественная задача сводится к писанию лика. Выдвижение на первый план «проблемы лика» неслучайно. Оно знаменовало пробуждение интереса к реальному человеку, говорило о желании изографов индивидуализировать образы религиозной живописи.

Для древнерусской иконописи изображение Нерукотворного Спаса не было традиционным. По преданию, Св. Убрус — полотно, на котором запечатлелся лик Спасителя, в 1204 г. попал к крестоносцам при взятии Константинополя, и корабль, перевозивший его в числе прочих реликвий в Венецию, затонул в Мраморном море. Но впоследствии на Западе появилось мнение, что подлинный Нерукотворный Образ находится в Риме в церкви св. Сильвестра.

Со временем в странах Европы появилось множество копий, прорисей и гравюр этого образа; проникли они и в Россию, где с ними, несомненно, познакомился и Симон Ушаков. Поэтому некоторые исследователи усматривали прямое влияние Запада в его «Нерукотворных Образах», заявляя, что они якобы написаны «на голландский манер» (см. например: Ровинский Д. А. Обозрение иконописи в России по XVII в. СПб., 1903). Другие исследователи справедливо ставили под сомнение это предположение. Где же источник элементов «фрязи», имеющихся в творчестве Симона Ушакова?

Не следует упускать из вида, что при Патриархе Никоне усиливалось не только западное, но и греческое влияние, и это также не могло не отразиться на творчестве Симона Ушакова, близкого, в качестве «царского изографа», к высшим сферам церковной и государственной власти. Греческие иконописцы, в свою очередь, уже давно были подвержены западному влиянию, и, как писал один из отечественных исследователей, В. Н. Нечаев, «как в деле церковной реформы Патриарх Никон, действуя во имя старины, кончил переносом новейших греческих порядков, так и в деле искусства, грозя сожжением “фряжских” икон, запирая против них двери с Запада, он широко открывал окна с греческой стороны, а оттуда приходила в значительной мере та же “фрязь”, и она уже не сжигалась, так как была не сомнительна в своём правоверии». «На Ушакова влияла греческая фрязь, которая веком раньше, с наследственной талантливостью успела усвоить западную помощь для поддержания национального искусства», — писал профессор В. Н. Щепкин. Заметим, что на иконах Нерукотворного Образа Симон Ушаков не делал надписей по-русски, как это практиковали другие изографы, а писал обычно по-гречески: «То агион мандилион». На других иконах Ушакова тоже часто встречаются надписи по-гречески.

Имеются свидетельства того, что Симону Ушакову приходилось часто иметь дело с памятниками греческого искусства. Он списывал привезённую в Россию копию иконы Иверской Божией Матери, его ученики писали Страстную икону Божией Матери, сам он дважды писал икону Божией Матери Киккской — новый для Руси образ, пришедший с острова Кипр и широко распространённый на греческом Востоке. В ряде позднегреческих, и в частности итало-греческих, икон можно встретить черты, характерные для письма Ушакова. Приёмы живописи, чисто «ушаковские» черты некоторых греческих образов ясно показывают, где следует искать прототип «Спасов» Симона Ушакова и его творческого метода.

Пример Нерукотворного Образа показывает, что Симон Ушаков творчески переплавил западное («фряжское») и восточное (греческое) влияние, не выходя при этом из рамок православных традиций. Это было не слепое копирование, а отбор всего интересного и полезного с точки зрения русского художника-иконописца. И прав был академик Н. П. Кондаков, назвавший ушаковскую икону «Спас Нерукотворный» перлом русской иконописи. «Никакие попытки русских художников оживить традиционный лик Спасителя силами и средствами новой живописи не представляют равного успеха, — отмечал он. — В данном случае несомненная живописная красота этого лика является тем более замечательной, чем менее отступлений от собственной иконописи позволил себе наш знаменитый иконописец».

Гравёр и рисовальщик

Как бы то ни было, в иконах Ушакова западное влияние прослеживается лишь в незначительной мере. Так, в «Троице Ветхозаветной», выполненной по заказу греческого купца (Русский музей, Санкт-Петербург), представляет интерес задний план с портиком итальянского типа, изображённым в правильной линейной перспективе. Этот портик взят с картины Паоло Веронезе, которую Ушаков знал по гравюре.

Сам он был известен не только как иконописец, но и как гравёр и рисовальщик, с рисунков которого делали гравюры другие мастера второй половины XVII в. Именно в гравюрах и рисунках Симон Ушаков в полной мере мог использовать то лучшее из западных образцов, что к этому времени было известно мастерам Оружейной палаты. Одним из таких источников вдохновения для русских художников служили тогда иллюстрации-гравюры Амстердамской Библии Пискатора. Наши мастера свободно перерабатывали их в соответствии с отечественными традициями и собственным художественным вкусом.

Первые «латинские и лютеровы образа» появились в Москве ещё в XVI в., вызвав недовольство в консервативно настроенных кругах Церкви и общества. «В XVII в. всё сильнее и сильнее обнаруживалось в русском искусстве влияние западное и западных печатных рисунков; эти куншты (kunst) размножились до того, что и теперь нередко можно встретить какой-нибудь немецкий Травник или голландскую Библию XVI или XVII столетий с русскими подписями времён царя Алексея Михайловича», — писал во второй половине XIX в. известный исследователь Ф. И. Буслаев.

В 1667 г. Ушаков создал свою знаменитую гравюру «Семь смертных грехов». Он изобразил фигуру мужчины-грешника, который осёдлан диаволом и тащит на себе корзины с аллегорическими изображениями семи грехов. Удалось установить, что эта ушаковская гравюра представляет собой свободную творческую переработку иллюстрации из «Духовных упражнений» («Exercitia Spirituala») св. Игнатия Лойолы — книги, известной Ушакову в её нидерландском издании. На гравюре Ушакова опущен пейзаж, всё изображение повёрнуто в другую сторону.

Рисунки и гравюры Симона Ушакова характеризуют его как вполне самостоятельного художника, хорошо знакомого с западными образцами живописи и графики.

«Польская линия»

Западные идеи, озарившие новым, до тех пор неведомым светом скромную мастерскую русского живописца, проникали в Россию в XVII в. через Польшу и Литву. В 1655 г. Ушаков был в Смоленске вместе с известным иконописцем Степаном Резановым. Вскоре после этого, быть может, по протекции Симона, русскому царю «бил челом» польский шляхтич Станислав Лопуцкий, родом из Смоленска, прося определить его в Оружейную палату. Он был зачислен на службу и вместе с другими мастерами под наблюдением Ушакова расписывал религиозными сюжетами знамёна «по камкам и тафтам».

В Оружейной палате был ещё талантливый поляк Василий Познанский, поступивший сюда мальчиком и писавший в западноевропейском стиле. В документах упоминаются и работавшие под руководством Симона Ушакова поляки Киприан Умбрановский, Иван Мировский, Семён Лисицкий, Леонтий Кисляковский, Григорий Одольский.

Нельзя не упомянуть и о совместной деятельности Симона Ушакова и Симеона Полоцкого (1629–1680), известного церковного деятеля, родом из Белоруссии, обогатившего московскую книжность сокровищами знаний, почерпнутыми им из западных источников, в том числе и польских. Симеон Полоцкий завёл в Кремле типографию, где печатал свои книги при участии Симона Ушакова, делавшего рисунки для гравюр на меди. За образцы он тоже часто брал гравюры из польских изданий.

Симон Ушаков скончался в 1686 г., состоя на службе в Оружейной палате. Он много потрудился на благо Русской Православной Церкви, и плоды его трудничества ныне известны всему просвещённому миру.

Симон Ушаков: Иконы — «Древо государства Российского» Читать дальше »

Иконография: Оригинальная традиция христианского сакрального искусства

В искусствознании иконография — описание и систематизация типологических признаков и схем, принятых при изображении каких — либо персонажей (реальных или легендарных) или сюжетных сцен.

Иконография (от др.-греч. εἰκών — «изображение, образ» и γράφω — «пишу») в изобразительном искусстве строго регламентированная система изображения персонажей или сюжетных сцен.

Церковная традиция учит, что первым иконописцем был святой евангелист Лука. Он нарисовал святое изображение Девы Марии, лицо, которое он сам видел. Свои первые иконы он принес самой Богоматери, которая одобрила их и провозгласила: «Пусть благодать Того, Кто родился от меня через меня, будет передана этим иконам». Есть, по крайней мере, пять высоко почитаемых икон Богородицы, написанных Святым Лукой, которые до сих пор почитаются сегодня. Также известно, что он писал иконы святых Петра и Павла. Начало иконографии можно также найти в картинах катакомб II и III веков.

На протяжении веков по мере обогащения искусства новым содержанием иконографические схемы постепенно менялись. Обмирщение искусства, развитие реализма и творческой индивидуальности художников вызвали как свободу истолкования старых иконографических схем, так и появление новых, менее строго регламентированных.

Иконография – оригинальная традиция христианского сакрального искусства, и она была неотъемлемой частью поклонения и мистической жизни христиан с апостольских времен. В восточно-христианской традиции иконы называют «окнами в небо», они вдохновляли и окрыляли миллионы верующих и временами были инструментами для демонстрации Божьего чудесного заступничества в жизни человечества.

Иконография, как неотъемлемая часть христианской жизни, была предметом большого спора в VII и VIII веках. В это время в Византийской империи появилось так званное движение иконоборцев, противников икон. Иконоборцы с подозрением относились к любому священному искусству, изображавшему людей или Бога, и требовали уничтожения икон. Иконопочитатели (поклонники икон) наоборот энергично защищали место икон в жизни Церкви. Иконоборчество, возможно, возникло под влиянием еврейских и мусульманских идей, а также отражало «пуританское» мировоззрение христианства, на всех изображениях видевшее скрытое идолопоклонство.

Идеи иконоборчества были поддержаны седьмым и последним Вселенским собором, который собрался в Никее в 787 г. н. э. Еще одно гонение на иконы византийского императора Льва III в следующем столетии прекратилось лишь когда на престол взошла императрица Феодора, она навсегда восстановила почитание икон в 843 году, и эта победа сейчас даже отмечается как «Триумф православия».

Одним из главных поборников иконопочитания этого периода был святой Иоанн Дамаскин, который написал в своем знаменитом труде «Защита икон»: «Через иконы Христа мы размышляем о Его телесной форме, Его чудесах и Его страданиях, и мы освящены… иконы святых исполнены Духом Святым».

Метод иконографии сложился в 1840 — х гг. во Франции и Германии как средство изучения средневекового искусства, его источников, связей с религиозными и литературными явлениями путём истолкования символики, аллегорий, атрибутов и т.д.
В конце XIX — начале XX вв. русский историк искусства Н.П.Кондаков использовал метод иконографии для изучения византийских традиций в средневековом русском искусстве. Американский учёный Э.Панофский выдвинул иконографию как основу, так называемого, иконологического метода исследования сюжетной стороны произведений искусства, чтобы определить их значение и смысл в контексте данной культуры, выявить отражённые в них черты миросозерцания. Обращение к иконографии не как к самоцели, а сочетающееся с разносторонним исследованием социальных и эстетических аспектов искусства, является одним из условий верного понимания художественного произведения.

Цель иконописца изображать святых не такими, какими они были в реальной жизни, а такими, какие они есть в вечности. Он передает свое видение небесного мира не через символы, такие как закаты с золотыми облаками или ангелами, играющими на арфах, а через мистические формы и цвета. Как пишет Контоглу: «Иконография выражается одухотворенными формами, абстрагированными от природных явлений, мира, который находится за пределами явлений, духовного мира».

Описанная как «богословие в цвете и линии», в иконографии традиционно используются особые художественные приемы и стилизация, чтобы донести духовный мир до зрителя. Одна из первых вещей, которые можно заметить, – это стандартизация форм святых людей. Увидев икону, мы сразу можем узнать, что это Христос, это святой Павел, это святой Николай и т. д. Обе формы Святых и состав событий из Евангелий являются фиксированными и архетипическими, хотя они будут немного различаться в зависимости от стиля иконописца.

В исторической науке иконография — система приёмов и методика определения достоверности изображения какого — либо истинного лица или события, их опознания и датировки. В ХХ в. принципы исторической иконографии распространяются на фото — и кинодокументы.

Под иконографией понимают также совокупность изображений какого — либо лица. Иконографией называется и совокупность сюжетов, характерных для какой — либо эпохи, направления в искусстве и т.д. Иконографией называется также совокупность изображений однотипных биологических объектов (например, насекомых), выполненных по определённым правилам.

С древних времен икона для русского человека является олицетворением духовности. Известно много случаев, в которых именно икона помогала русскому народу в избавлении от бед. Исцеление от неизлечимых болезней, прекращение войн, спасение во время пожаров – все под силу чудодейственным иконописным изображениям.

Иконография: Оригинальная традиция христианского сакрального искусства Читать дальше »